МНЕ ПОВЕЗЛО РОДИТЬСЯ У СВОЕЙ МАМЫ

Странное дело.

Вопрос, конечно, не к Андрею, но все-таки: почему? Почему никто не отмахнулся: да ну его, такой-сякой, слишком легкомысленный, слишком благополучный?

— Дай бог здоровья всем, кто меня нахваливает. Куда приятнее в кругу друзей слыть хорошим парнем, чем плохим. А насчет благополучия — не знаю. По-моему, оно измеряется не долларовой кубышкой, не квартирами или машинами. Человек счастлив ровно настолько, насколько он чувствует себя счастливым, все дело в уровне притязаний. У меня никогда не было завышенных оценок своих способностей или удачливости. Но все, что мне выпадало, я считал везением.

— Что, например?

— Например, мне повезло родиться у своей мамы. Хотя были и сложности в этом смысле.

Когда в 16 лет я поступал в Театральный, то чувствовал, что вызываю у части абитуриентов раздражение: «Ну понятно, сын известной артистки! Странно будет, если он не поступит в институт». Конечно, мне было обидно, я лез из кожи вон, пытаясь доказать, что и сам по себе страшно умный и талантливый. А потом мне это дело надоело. И я довольно резко ответил на выпад своего приятеля-однокурсника: «Да, я актерский сынок, потому меня приняли. В Театральный и должны поступать люди не случайные, те, кто с детства варится в этом котле, а не всякая шелупонь». Надо сказать, мое заявление имело успех.

Я и сейчас считаю, что, если вынести за скобки хамскую форму, оно не лишено смысла. Профессионалом становятся не в институте. Чему можно выучиться за четыре года? А мне и тут безумно повезло: я с детства видел рядом с мамой и Павла Борисовича Луспекаева, и Николая Симонова. Прекрасно помню, как меня нянчил Толубеев-старший.

— Простите, что спускаю вас с небес на землю. Свой первый доллар помните?

— Первый доллар я взял в долг у моего друга и прелестного питерского артиста Михаила Сергеевича Боярского. Это случилось в конце 80-х, в перестройку, при Собчаке…

Короче говоря, нас с партнером пригласили на презентацию парома «Анна Каренина». Мы должны были за пять дней поездки — двое суток туда, двое суток обратно — обеспечить всю культурную программу ночной жизни. Собралось много газетчиков, много музыкантов, поэтов, художников, политических деятелей. На той стороне нас встречал Ростропович. Каждый день мы делали концерт какой-нибудь звезды, а ночью устраивали большой клуб — с капустниками и сольными номерами. И тогда то, что я сочинял и придумывал всю жизнь, чем развлекал узкую компанию друзей-приятелей, стало достоянием огромной аудитории профессионалов… А 150 — 200 долларов, занятых у Михаила Сергеевича, мне удалось вернуть через одну или две недели.

— Заработали на «Анне Карениной»?

— Нет, нам никто за это не платил.

— Работали за угощение и место в каюте?

— За счастье принимать участие в таком роскошном мероприятии. Ну и, кроме всего, именно после той поездки я начал получать предложения проводить большие праздники — часто вел концерты в «Октябрьском», потом возник зал «Россия», даже в Кремлевском дворце несколько раз выступал. Где-то среди этих гонораров, наверно, и затерялся первый доллар, который я заработал, а не взял в долг.

— Какими деньгами предпочитаете зарабатывать — нашими или североамериканскими?

— Абсолютно все равно. Просто в течение нескольких лет «зеленые» гонорары считались надежнее, доллар был более стабильным и так далее. Сейчас подобные соображения потеряли смысл. Наоборот, многим удобнее платить в валюте — люди перестали доверять стабильности доллара и стремятся поскорее скинуть эту массу. Мне тоже их «скидывают», но я на них совсем не заморочен, потому, наверно, и забыл, когда заработал свой первый доллар.

— А какие-нибудь «самые-самые» первые приобретения врезались в память?

— На мой взгляд, главными приобретениями были люди, ходившие в наш дом. Андрюша Миронов у нас дневал и ночевал. Помню, только-только вышла «Бриллиантовая рука», которая его моментально прославила, и он диктовал мне слова песен, чтобы мы с ребятами могли их исполнить на выпускном вечере. Миша Барышников научил меня диете собственного изобретения. Он говорил: «Нам, балетным, хлеба нельзя — поправимся. Надо есть сыр с вареньем». Зато съедал сразу полкило сыра и пол-литровую банку варенья. Кстати, он прислал из-за границы мой первый джинсовый костюм. А первую гитару привез Сергей Юрьевич Юрский, которого я боготворю. Когда он здесь работает, всегда прихожу на его выступления, мы мило и хорошо общаемся. Но помнится почему-то не его величие, а бытовая деталь. Как-то мама сказала: «Ну, иди встречай на Московский вокзал». И вот Юрский выходит из вагона, у него в руках гитара в целлофановом чехле. Я день и ночь бредил гитарой — и он ее купил. Мне. Специально искал где-то на гастролях.

С этими людьми я связан чем-то родственным. Они никогда не были для меня идеалом, объектом поклонения. Между нами почти не существовало дистанции. И не потому, что я рос маленьким нахалом. Это в них самих срабатывала привычка слушать партнера, уважать партнера — хоть по сцене, хоть по жизни. Чем выше и больше человек, чем он красивее внутри, тем легче с ним общаться. Нет возрастного или какого-то другого барьера. Но есть ответное уважение и благодарность этому человеку за потрясающее общение, которое не купишь за деньги.

— В чем конкретно оно проявлялось?

— Ну вот пример такого общения. В Москве на съемках «Биндюжника и короля» собрался цветник: Джигарханян, Танечка Васильева, Роман Андреевич Карцев. Плюс Коля Олялин, Евстигнеев, Ира Розанова, мой любимый Зиновий Ефимович Гердт. И мы с Максиком Леонидовым — молодые артисты. Приезжаем на первую съемку. Массовую, с общим застольем — мы дико волновались. Наконец отыграли, разгримировались, после всех волнений устали дико. Пошли пописать. Я и говорю: «Макс, сейчас мы приедем в гостиницу, сразу пойдем в буфет, возьмем по сто и закусить, а потом ляжем спать». Он говорит: «Нет, мы сделаем все наоборот. Приедем в гостиницу, сразу пойдем в буфет, возьмем по сто пятьдесят и закусить, а потом ляжем спать». В это время из соседней кабинки выходит Гердт, царство ему небесное, и говорит: «Значит, так, мальчики, ничего этого мы сейчас делать не будем. Мы поступим совершенно наоборот. Поедем ко мне домой, возьмем ноль десять и славно посидим».

Как мы посидели! У него действительно было не ноль семь, не ноль восемь, а литр — все как обещал. Но главное, сразу возникло ощущение, будто я сотый раз в этом доме. Сотый раз общаюсь с Гердтом и его женой, на правах давнего друга и ровесника. Мы слушали, говорили, выпивали до утра. Нас приняли прекрасно, причем без всякого напряга, «специальности». Примерно так же принимает гостей моя матушка. Она центр любой компании, великолепная рассказчица, хозяйка. У нее получается стол и дом даже на гастролях. К ней тянутся и молодые ребята, и старики, и среднее поколение. С ней тепло. Надеюсь, я в этом смысле что-то перенял и у мамы, и у Гердта. Когда ко мне приходят люди, я тоже ничего не изобретаю заранее. Просто за два часа до встречи импровизированно пробегаюсь по рынку. Даже не задумываюсь, что приготовлю, — покупаю все подряд. А потом мы с гостями сообща соображаем еду, одновременно общаемся, пьем и закусываем, слушаем музыку.

— Готовить научились у мамы?

— Как этому можно научиться? Встал к плите — и начал готовить. Здесь как в бане. Я лет тридцать регулярно парюсь — в русской парной, с веником, все как положено. А когда друзья в первый раз привели меня в баню, от души попарили и я понял, как это здорово, они сказали: «Теперь сам бери в руки веник». «Как? — говорю. — Ведь я не умею». «А чего тут уметь? Сделай ему так, как ты хотел бы, чтобы сделали тебе». С тех пор этот незатейливый принцип я переношу на любой род своей деятельности.

— Все, что вы рассказываете, несет положительный заряд. Не поверю, что у вас не было переживаний, в частности денежных, с другим знаком…

— Чуть ли не с детства, когда меня спрашивали: «Почему у тебя такое хорошее настроение?» — я отвечал: «Потому, что я богат и знаменит». Естественно, все обстояло не так — я не был тогда ни знаменитым, ни тем более богатым. Случались времена, мне приходилось собирать бутылки, чтобы заплатить за метро. Это установка на жизнь: я считаю, что богатство — качество внутреннее, а не внешнее. Не в смысле моего драгоценного внутреннего мира — в смысле самоощущения. Ты чувствуешь себя богатым, когда способен истратить последнюю копейку как первую. Способен поделиться, отдать, выручить кого-то. Подарить.

— А если кто-то станет злоупотреблять этой вашей способностью?

— Как-то, в один из не самых веселых моментов жизни, я сказал: «Ладно, мы расстаемся, но зачем меня обирать?» У человека мгновенно высохли слезы, и была произнесена спокойная фраза: «Ты еще заработаешь, а я, возможно, нет»… Мне много раз не отдавали долги — на том простом основании, что не буду же я бегать с ножом, насылать бандитов. Тем более и суммы не ахти какие. Факт неприятный, и я перестал давать в долг. Но мне регулярно, два-три раза в неделю, звонят и просят, а иногда требуют одолжить денег. Когда бомбят в течение длительного времени, да еще бьют на больное («мы страдаем, мы такие разнесчастные!»), я предпочитаю откупиться — лишь бы отстали. Даже если это последние деньги в доме. Даже если это последняя квартира. Так было пару раз — и ничего. Оклемался, снова заработал и все себе купил.

Елена Евграфова