Журнал «Водяной знак» выпуск № 4 (48) апрель 2007

ГЛАВНАЯ БЕДА СВЯЗАНА С ТЕЛЕВИДЕНИЕМ

В силу ряда причин, преимущественно денежных, режиссер Юрий Мамин после фильма «Окно в Париж» (1993 год) не выпустил ни одной картины. Недавно он наконец закончил съемки новой комедии — «Не думай про белых обезьян». Мы попросили режиссера оторваться от монтажа и поделиться своими наблюдениями насчет отечественного кинобизнеса, которые он сделал за годы простоя.

— Когда у нас стали активно внедрять капитализм, люди тут же бросились воссоздавать здесь те профессии, которые на Западе приносят деньги. Поскольку Госкино упустило возможность контролировать прокат, он попал в руки частников. Как правило, бандитов или жуликов. Появились менеджеры-паханы. Мне с такими сталкиваться не пришлось, но я был свидетелем слез, пролитых коллегами.

В конце девяностых мои коллеги соглашались снимать что угодно, лишь бы предложили работу. Семью-то кормить надо, тут уж не до принципов. И вот как-то приехали два молодых типа со сценарием. До этого они чем-то торговали, создали какой-то банк, а теперь задумали снять кино — выступить продюсерами (очень их увлекла такая «тема» — сидеть в просмотровом зале). В чем выражалось продюсерство? Перво-наперво типы решили навести порядок. Они потребовали, чтобы художник, который покупает краску в Москве, сдавал использованные тюбики. Тогда по тюбикам типы могли бы просчитать, сколько ушло краски. Там было полно лишних трат, потому что людям приходилось отчитываться во всем — коробками, билетами… То есть, будучи ворами, типы, конечно, в каждом человеке видели вора. И, попав на студию, почувствовали себя тертыми калачами: «Ага, нас не обворуешь!» Потом появился отснятый материал, они стали его смотреть. И сказали: вот эти нудные рассуждения (там была какая-то любовная история), грубо говоря, на фиг нам нужны. А вот эту девку с голой жопой — оставьте. «Нет, но здесь как раз…» — «Знаете что, — сказали продюсеры, — это раньше, смотря ваше дерьмо на экране, мы считали себя дураками. А теперь, когда платим вам деньги, мы поняли, что дураки — вы».

— Может, в чем-то они правы?

— Если вы так считаете — пожалуйста. А на мой взгляд, это хамство. Гнусный кураж подгулявшего купчика. Как в анекдоте: «Лови кота!» — приказывает купец официанту. Тот поймал. «Крути ему яйца слева направо!» Кот орет. «Ой, не любит!..»

— Странная штука: сейчас все снимают. И только Мамин (сколько лет!) не мог достать денег на кино. Чем вы это объясняете?

— Тут есть определенная специфика. Я занимаю нишу социального критика — сатирика. Не потому что выбрал ее, а в силу характера, склада личности. Перестройка вынесла меня в первые ряды кинематографистов. Причем сам я не перестраивался — продолжал, как и раньше (только уже без цензуры), сшибать с пьедестала всякие идеологические положительные примеры. Начиная с «Праздника Нептуна», потом был «Фонтан»…

— Остановитесь. Все знают, кто вы такой.

— Дальше происходит следующее. Я снимаю свой самый успешный в зрительском отношении фильм — «Окно в Париж». И перестаю быть нужным. То, что составляет мою творческую силу, оказывается «не ко двору». Я не получаю работы от государства — у него другие проблемы, оно вообще отвернулось от кино. Что-то предлагают телевизионные деньгодатели, но это не соответствует моей сути. Я не хочу снимать «Ментов». Не хочу снимать дешевые комедии положений с притопами и прихлопами… Мне кажется, в какой-то момент (году в 94-м) случилась некая реставрация чиновничества. Они расселись задницами по креслам, и было объявлено: мы в одночасье построили все, чего желали, так что долой сатиру. Посмотрите, что творится сегодня. Зубоскальство есть. Плодится «юмор» уровня Петросяна с Дубовицкой и так далее. Бывают смешные комедии, но нет острых, социальных. Нет попытки прокомментировать то, что происходит в обществе. Ну вот, года четыре назад мне предложили сериал о династии Запашных….

— Да, вроде не очень увлекательно.

— Я и не стал этого делать. Была мысль снять сериал о Насреддине (Игорь Агеев написал сценарий), но дальше разговора с продюсером дело не пошло. Мы сразу не поняли друг друга — по телефону. Нет уж, лучше остаться на берегу, чем хлебать, как мои коллеги. Я знаю по их рассказам, каково это — ввязаться в работу, где тобой начинают управлять полные невежды. Остается либо водку пить, либо сердечные капли глотать.

— Чем уж так страшны эти невежды?

— Моему коллеге-режиссеру заказывают картину на каком-нибудь центральном канале. Он приступает к работе — ему не утверждают актеров. «А кого брать?» — спрашивает коллега. Перечисляются все известные звезды, какие только есть. При этом смета, отпущенная на фильм, явно скромнее, чем звездные гонорары. Но на это начальству плевать: «Больше дать не можем»… Уходят сроки. Тогда режиссер думает: «Ладно, я пока начну делать сцены, где героев нету, а потом кого-нибудь найду». Ума не приложу, как можно снимать картину и одновременно искать артистов? Да еще непонятно кого, да еще неизвестно, утвердят их или забракуют… Самое противное, этих начальников волнует не качество, а количество. Они хорошо зарабатывают на рекламе. И если рекламодатель поднимает хай: «Что за дерьмо вы мне подсунули, кто это станет смотреть?» — начальство рапортует: «Не беспокойтесь, у нас на той неделе выходит новое, оно будет лучше». На той неделе снова показывают дерьмо, и на следующей. Но вдруг среди десяти названий оказывается что-то приличное (идет какая-нибудь «Каменская»). Рекламодатель доволен: «Да, это не так плохо, как остальное» — «Ну вот, мы же говорили!»

— А пример собственного общения (как вы это называете?) с деньгодателем можете привести?

— Одни богатые банкиры мне как-то говорят: «Давайте снимем фильм!» Я предлагаю сделать, не помню, то ли «Окно в Париж-2», то ли что-то такое. Они соглашаются: «Да, это надо обдумать. Вообще с умными людьми приятно поговорить. У нас хорошая банька — надо встретиться там». Им лестно проводить время с известными артистами, режиссерами. Но только — проводить время. В работу они не верят. Для них кино — это все равно что шоу-бизнес…

— Вы пошли с ними в баню?

— Нет.

— Зря!

— Я ходил и в бани, и в рестораны с другими банкирами. Пошел бы и с этими, если бы тем самым решался вопрос о кино. Но разговор оборвался ничем. Один из банкиров вдруг оживился. «Почему бы, — говорит, — вам не снять фильм о работниках банка? Знаете, сколько у нас проблем! Тут и дефолты, и отношение доллара к евро. Жизнь! А еще есть семья и так далее…» Этих разговоров было много, они примерно одни и те же. И заканчиваются крыловской фразой: «Да, изрядно, сказать не ложно, тебя без скуки слушать можно. А жаль что не знаком ты с нашим петухом».

— Допустим, спонсоры ставят условие: назначь на роль того вместо этого, и мы дадим денег, снимешь кино. Вы бы согласились? Только не говорите сразу, что нет.

— Сразу скажу. Это все равно что пойти против себя. Все равно что отправиться с ними на тусовку. Я не могу взять актера, который мне не подходит. На «Окне в Париж» был случай — мне навязали московского артиста (не стану называть его фамилию). Известный, модный артист, он понравился французам по фотографии. А Дрейден — не понравился. Я начал снимать этого москвича, проснимал две недели, потом сказал: «Давай расстанемся, у нас ничего не получается».

А до того были похороны Миши Бирбрайера — ленфильмовского помрежа. Миша, кстати, похоронен в Комарове, вместе со всеми, как старейший работник «Ленфильма»… Значит, мы его похоронили, и ко мне, как ни странно, подходит звукотехник (помощник звукооператора) с нашей картины. «Юра, как тебе артист, которого ты снимаешь?» Я говорю: «Ужасно» — «Тогда зачем ты его снимаешь?» То, се, французы платят деньги, это их выбор. «Ну и что? — сказал он. — Когда кино будет снято, позориться придется тебе, а не французам». Я подумал: как просто и как правильно… Чокаюсь с ним, выпиваю еще полстакана водки. И тут же звоню: «Срочно найдите Дрейдена! Мы отказываемся от этого человека». Меня окружили люди из группы: «Ты что?!» Ну, неважно… Все были немножко в шоке — нам пришлось переснимать две недели.

— Выражаясь красиво, в чем, по-вашему, нерв сегодняшнего дня?

— Я считаю, главная беда связана с телевидением. С огромным количеством работ, которые там дают. С невзыскательностью заказчика к этим работам. С развращением людей деньгами. Они ничего еще толком не сняли, часто не имеют ни образования, ни опыта, но получают больше, чем те, кто снимал до них, в скромных условиях. Это раздражает очень сильно. Так же как и фанаберия больших и малых начальников.

— Например?

— Например, однажды я принес на НТВ-плюс сценарий, который мы написали с Аркашей Тигаем. За сценарий тут же ухватились: давайте мы поставим! И редактор (она там, правда, больше не работает) начинает выдавать огромное количество замечаний, сводящих на нет наш сценарий. Я спрашиваю: «Почему вы взяли этот проект?» — «Он показался нам интересным». «Но теперь, — говорю, — вы уничтожаете в нем все интересное, полагаясь исключительно на свой вкус и почему-то не доверяя нашему. Я вроде сумел доказать, что немножко понимаю в кино — и фильмами, и многими наградами». Не стал ее оскорблять: мол, чем докажешь, что сама понимаешь хоть что-нибудь? Но она мой вопрос «просекла»: «Зато я редактор».

— Может, в подобных случаях стоит гаркнуть: «Тень, знай свое место!»? Напугать…

— Разве за мной кто-нибудь стоит? Вот если я приду на канал или куда-нибудь еще, скажу: «Есть человек, который дает мне денег»… Тогда, конечно, я ее пошлю. Она у меня не вякнет.

— Хочется послать?

— Иногда очень. Но послать невозможно. Во-первых, это мгновенно разнесется. Во-вторых, такие люди мстительны и злопамятны, им самое святое дело — оставить без работы какого-нибудь известного режиссера. Потом сказать: со мной связался — видите, к чему привело… Кроме всего, это ничего и не даст. Ну пошлю я ее — и что? Останусь на том же месте, только что душу отвел, дальше будет еще противнее. Да и забуду я про нее, и все забудут. А мне работу надо сделать.

Елена Киселева

 

`

Рекомендуем к прочтению:

Back to top button