ЛУЧШЕ САМОЙ ПОТРАТИТЬСЯ, ЧЕМ БЫТЬ КОМУ-ТО ДОЛЖНОЙ

Актриса Санкт-Петербургского Молодежного театра на Фонтанке Эмилия Спивак, можно сказать, образчик успешной молодой женщины. К своим двадцати пяти годам успела завоевать всенародную популярность работой в сериале «Тайны следствия», снялась в фильме Филиппа Янковского «Статский советник», играет заглавную роль в спектакле МХТ «Пышка». Да и «дома», в Молодежном, тоже занята не в последних ролях.

— Мне жаловались дети знаменитых родителей, вполне состоявшиеся в профессии: все время чувствуешь себя «блатняжкой». А вам, дочке главрежа Молодежного театра Семена Спивака, что-то похожее мешало?

— Когда поступала в институт — очень.

— А потом?

— И потом мешало, когда репетировала спектакль «Отелло» в театре у папы. При том что это была не папина идея — дать мне Дездемону. Репетировала другая актриса, она, как водится, забеременела, и режиссер спектакля, который видел мои студенческие работы, предложил попробовать на эту роль меня. И вот начались мои муки в театре. Мне было очень тяжело. И сейчас тяжело, несмотря на то что я сыграла Пышку во МХАТе, сыграла в Питере еще одну премьеру — «Синие розы»… За три дня до «Отелло» меня трясет, я впадаю в панику. С этим ничего нельзя поделать.

— Не могу обойти вопрос, который вам, наверно, задавали тысячу раз. Хабенский с Пореченковым долго мотались туда-сюда и все-таки сделали выбор в пользу Москвы. С Трухиным — то же самое. А почему вы после мхатовской «Пышки» вернулись обратно?

— У ребят все было понятно с жильем — более-менее. А мне никак не удавалось привыкнуть к съемным квартирам (при том что это большая редкость, когда театр снимает актеру жилье). Я человек домашний, люблю свою квартиру. И свой театр в Питере тоже очень люблю. Я не могу, не могу порвать творческие отношения ни с отцом, ни с этим театром… Но если мне предложат еще что-то репетировать во МХАТе, буду счастлива. И, конечно, соглашусь.

— Какой-то конкретной, решающей причины, подстегнувшей отъезд, не было?

— А все предельно конкретно. Я провела год, репетируя в Москве, год каталась на поездах. Это тяжело, потому что я была одна. Главная причина — одиночество. На репетициях все складывалось замечательно, у нас подобралась чудесная команда — ни подводных течений, ни сплетен, ни каких-нибудь других змеиных актерских проявлений. Работать с такими людьми — огромное счастье и удовольствие. Но они выходят за дверь репетиционной, и у каждого начинается своя жизнь. Семья, съемки, ремонт машины. А ты, понятно, остаешься одна, у тебя в этом городе нет близких родственников или друзей детства. Нет быта как такового — нельзя по-настоящему заняться домом. И особенных дел тоже нет.

— Только бесконечные звонки в Питер — друзьям и родственникам.

— Ну да.

— Часто делитесь с подружками: «У меня то, у меня сё, я влюбилась»?

— С некоторых пор я стала осторожной — стараюсь поменьше обсуждать свою личную жизнь. Мне вдруг показалось: если ты о чем-то рассказываешь, это вроде как перестает быть твоим. Потому, как правило, я обсуждаю то, что закончилось. Или если возникают какие-то проблемы. А когда все хорошо, предпочитаю молчать.

— У вас было такое: сидите вы у телефона, ждете звонка — и наплевать на все на свете репетиции вместе со съемками?

— Пропустить репетицию или спектакль я не могу ни под каким видом. Но на меня, случается, очень сильно влияют мои личные переживания. Кто-то умеет, что называется, оставить все за порогом. Я — нет. К сожалению. Потому, если чувствую, что человек начинает меня высасывать, лишает сил, — стараюсь с ним не общаться. Все-таки профессия подразумевает душевное здоровье.

— Есть наблюдение, что несчастная любовь, как ни грустно, здорово стимулирует творчество…

— Безусловно, несчастную любовь необходимо пережить. Но если ты все время натыкаешься на несчастную любовь — это уже клинический случай. По-моему, здесь вопрос мировоззрения: кому-то нравятся разрушительные отношения, люди получают от них удовольствие. А мне в какой-то момент такие отношения разонравились.

— О славе мечтаете?

— А как иначе? Это изначально заложено в профессии — на тебя смотрят, о тебе говорят. Мне кажется, каждый артист мечтает о славе. Лукавство, когда заявляют: да ну вообще, я далек от всякой суеты. Другое дело, что это не может являться целью в жизни.

— Вы считаете, такую цель надо формулировать?

— Я пока не очень в этом разбираюсь. Но верю папе, который говорит, что у человека всегда должна быть мотивировка, иначе ничего не получится. Скажем, необходимо знать, почему ты выбираешь ту или иную профессию. Какую проблему решаешь этим выбором. Личную проблему — своей души, своей психики или еще чего-то.

— И вы с папой это дело обсуждали?

— Я, например, знаю, какую проблему решаю, занимаясь профессией. Опять же свою, внутреннюю проблему.

— Можете открыть — какую? Или это тайна?

— Вовсе нет. Я решаю проблему стеснительности, несвободы. Раньше, войдя в помещение, где полно народу, я не могла вымолвить ни слова. Куда-то прийти, сказать «здрасте, как дела?» — это была такая пытка!

— В зеркало посмотреть не пробовали?.. Вам же наверняка известно, что вы красивая девушка.

— Спасибо.

— За что? Это данность.

— Иногда некрасивые девушки так себя ценят и так в себе уверены, что их жизнь катится как по маслу. А бывают очень красивые девушки, и умные, и все прочее, но они полны сомнений на свой счет, и у них постоянно куча проблем.

— Сейчас, надеюсь, у вас это прошло?

— Я стараюсь. Каждый день прикладываю титанические усилия, чтобы поверить в себя.

— Если что, чем повышаете настроение? Ходите на фитнес?

— Очень не люблю!

— А пробовали?

— У меня был абонемент на полтора года. Может, сходила туда раз двадцать. Я после фитнеса так устаю, что мне уже ничего не надо — только прийти домой и лежать. Вообще, ненавижу силовые нагрузки. Единственное, что мне нравится из физических упражнений, — это танцы, но танцую я всегда и везде, где есть возможность. Дома включаю музыку и танцую сама по себе.

— Можете одна пойти в пляс?

— Запросто. Что и делаю каждый день, в основном под какое-нибудь радио, оно у меня работает всегда. А на улице — опять же всегда — я слушаю плеер. Это к вопросу о подъеме настроения.

— Известно, что сейчас работа в «раскрученных» сериалах очень хорошо оплачивается. Для вас этот момент важен?

— Конечно! У меня появилась свобода.

— В чем она выражается?

— Во всем, включая мелочи. Допустим, я не стану просить у мамы или у друга: мне нужна новая тушь для ресниц. Я покупаю ее сама.

— Разве друг не должен содержать де­вушку?

— Друг должен делать подарки (если у него есть такая возможность). И ухаживать — не знаю, платить в ресторане, в кино, еще где-то. Но содержать — нет. Мне кажется, сейчас это опасно.

— Чем?

— Я предпочитаю, чтобы у меня оставалась моя свобода. Если человек хочет что-то подарить или оплатить — пусть дарит и платит. Но намекать, клянчить: знаешь, мне понравилась вон та штучка, купи, пожалуйста… По-моему, это уже обязывает.

— Но, когда у людей близкие отношения, почему не сказать: ты такой богатый, купи мне красивые зимние сапоги…

— У меня пока не случалось настоящей душевной близости с человеком, у которого есть деньги, так что зарекаться не буду. Но сегодня я выбираю такую позицию: лучше самой потратиться на красивые сапоги, чем быть кому-то должной.

— Бриллианты вам дарили?

— Да.

— Не папа с мамой?

— Нет.

— И вы не думали: ох, ах, я себя закабаляю!..

— Это ведь было приурочено к какому-то празднику — на Новый год, в день рождения, может, еще к чему-то. А не так чтобы утром я проснулась, и на моей подушке лежала россыпь бриллиантов.

— Предположим, заходите вы с парнем в кафе — и видите, что он мнется…

— Тогда я сама за себя заплачу. Могу и за него, в принципе.

— Презирать его за это не станете?

— Нет. Правда, когда подобная ситуация начнет превращаться в традицию, я постараюсь уклониться от совместных походов в кафе. Но, повторяю, если у человека нет денег, а у меня есть, то, разумеется, я заплачу за нас обоих.

— А если у вас к нему чувства не только товарищеские?

— Тем более.

— В сильно пьющего человека влюбиться можете?

— Теоретически — да, но, надеюсь, ничего похожего в моей жизни больше не произойдет. У меня уже был такой опыт — это ужасно. Это страшная мука, я вообще не знаю, есть ли на свете что-нибудь страшнее. Это невозможно терпеть.

— Сколько вы смогли выдержать?

— Почти год. Это были не ахти какие близкие отношения, но я любила этого человека. Такая любовь ничего не приносит, кроме разрушения — для тебя, для твоих родных. Да и для самих отношений.

— Вы не испугались: а вдруг это тот самый мужской тип, который на вас «западает»? Вроде как на роду написано…

— Такая мысль была, но, я думаю, все можно изменить. Больше того, надеюсь, я это изменила. Здесь опять же многое зависит от мировоззрения — на каких людей ты обращаешь внимание, какие люди обращают внимание на тебя. Кто-то чувствует, что я, скажем, люблю мучиться, страдать, плакать, мчаться ночами по первому зову и откуда-то вытаскивать. Естественно, этот кто-то сразу на меня «западет». Но если будет понятно, что мне нравится ездить на пикники, строить дом и так далее — в моей жизни обязательно начнут появляться люди, которым нравится то же самое. Я очень в это верю.

Елена Евграфова