ФЕДОР КОНЮХОВ: Я НИКОГДА НЕ ПОЛУЧАЛ ЗАРПЛАТЫ

Федор Конюхов — профессиональный путешественник, писатель, художник — признался корреспонденту «Водяного знака», что денежные знаки распознает только по внешнему виду, деля их на русские рубли и американские доллары. Он не знает, сколько стоит хлеб, молоко и сахар, хотя путешествует по Атлантике на макси-яхте, арендованной за полтора миллиона евро.

— Вы вызываете в людях разные эмоции.

Одни говорят — «Конюхов — великий мистификатор и авантюрист», другие — «Он гений, обласканный небом». Стараетесь людей удивлять, чтобы не забывали?

— Я не смотрю телевизор и не читаю газет, поэтому спокойно осуществляю свои замыслы, которые кажутся бредовыми людям других профессий. Мои друзья и журналисты часто объявляли, что я обезумел от своих одиночек и ухожу в очередное плавание, чтобы избежать психбольницы. Я действительно стал бы сумасшедшим, если бы оправдывался перед каждым.

Мой отец, рыбак, в детстве мне говорил: «Федька, если ты почувствуешь и поймешь море, то сможешь раскрыть себя в жизни».

Сейчас я не смогу и посчитать, сколько чистого времени я провел в океане — только в одиночках больше тысячи дней.

Возвращаясь в Москву, я заново учусь разговаривать и ходить — мой язык костенеет от долгого молчания, а ноги не ощущают земли, как у годовалого младенца. Начинаю учиться говорить и передвигаться по твердому полу не качаясь. Радуюсь!

Я ввязался в одну престижную гонку «Венди Глоб». Там на яхтах гоняют только профессионалы и за очень большой приз. Я точно знал, что не выиграю денег, но сам факт участия стоил того — там сроду русских не было. Яхту мне арендовал Современный гуманитарный университет. Старой конструкции и неповоротливую.

Я ее боялся. И она меня плохо слушалась. А потом легла на борт.

Я остался без работы — сотни тонн ее веса нельзя поднять руками. Это был конец. Где-то в мозгу стучало и доходило до сознания, что я еще живой и что можно жить без работы, что за тебя сейчас трудятся другие, кто тебя любит и ждет.

Забился в уголок своей яхтенной койки, прижал к груди иконку Николая Чудотворца. Я молился.

Это и была моя работа — самая тяжелая, которую человек всегда оставляет на потом. Но я знал, что от этого зависит моя жизнь, и не прекращал этой работы три дня и три ночи. С рассветом третьего дня яхта начала подниматься, как боксер на ринге после нокдауна. Так и она начала вставать. А я все медленнее и медленнее читал молитву, засыпал, я так устал, за всю свою жизнь я не делал такой тяжелой работы. Спасся. И тогда решил больше в океан не ходить, потому что он меня не принял. А через два года передумал.

— У вас есть имя, и, наверное, уже можно было бы спокойно и комфортно пожить в свое удовольствие — в той же Москве, например?

— А я боюсь. Не знаю, что делают люди города. Я романтик, искатель приключений и профессиональный путешественник. Для меня находиться в море не составляет труда, а вот получить какую-то справку в ЖЭКе — тяжкое испытание.

Ходить по магазинам и видеть горы продуктов — невыносимое занятие. Я привык самостоятельно ловить рыбу и тут же ее готовить, пить опресненную морскую воду, питаться только рисом или сутками не есть вообще.

Я знаю, как организовать экспедицию и вести яхту вокруг света, как приготовить «сашими» из летучей рыбки, а вот как проехать по Москве до Государственной Думы или Кремлевского

Дворца съездов — не знаю. Хотя и получал там какие-то награды и грамоты.

Мой дом в Москве — мастерская от Союза художников. Там есть стол для рисования, краски, кисти, компьютер, которым пользуется моя жена, и маленькая спальня, где проживаем мы с Ириной и две старенькие черепашки.

— Ваша жена не мечтает о другой, красивой жизни? Подарки, бриллианты, платья от кутюр?

— Я могу подарить ей путешествие на яхте по Атлантике. Причем она пойдет со мной не как туристка, а как член экипажа. И такие романтические путешествия со мной она совершала несколько раз. Что касается нарядов, то, выходя замуж за странника, она отдавала себе отчет в том, какая жизнь ее ждет. У нас — домострой. Я не разрешаю жене носить брюки, краситься. Ей пришлось отказаться от светской жизни, и это произошло очень легко — мы так похожи в своем желании приблизиться к Богу, в которого верим оба. Только не подумайте, что мы религиозны, религия — это политика. А вера — от души. Но одежду Ирина носит парижскую. Мы часто там бываем, и я сам выбираю вещи. Однажды искали простую длинную юбку белого цвета чуть ли не весь день. Все какую-то ерунду предлагали в этой стране — «законодательнице мод».

У жены своя интересная жизнь. Она профессор, доктор юридических наук, преподаватель.

Пишет книги. Ей тоже много не надо. Мы и в ресторане никогда не были — скучно. Полгода я ее не вижу, и за это время случается столько всего интересного в ее и моей жизни, что мы не можем наговориться после разлуки.

— У вас есть слабости?

— Раньше был тщеславен. Однажды чуть не согласился сняться на обложку «Плейбоя». Гордился, что меня позвали. Сейчас стыдно об этом вспоминать. Несколько лет назад не отказывал никому в интервью, пускал в дом случайных людей, раскрывал перед ними душу. До сих пор люблю быть центром внимания.

Люблю конфеты и пирожные. Жена всегда снабжает меня сладостями в экспедиции, так я все съедаю сразу, даже до яхты не доношу.

— Вы не живете на зарплату. Откуда берутся деньги на путешествия?

— Деньги, как бумажки, ничего не стоят.

Деньги — это энергия. Они приходят, когда есть идея. И чем она интереснее для большого числа людей, тем мощнее денежные потоки.

Мои первые путешествия стоили и сто, и двести долларов. Я был молод, никому не известен и рисковал жизнью для того, чтобы осуществить свою детскую мечту. В семь лет мой дед, служивший вместе с известным полярным исследователем Георгием Седовым, повесил мне на шею крестик, подаренный ему Седовым. С тех пор больше я ничем не интересовался в жизни, кроме путешествий. 40 экспедиций, которые я совершил в командах и в одиночку, вывели меня в элиту всемирно известных путешественников. Я, что называется, лез напролом и старался принять участие в таких яхтенных гонках или восхождениях, куда русские просто не попадали. Так я нарабатывал авторитет. Наглостью и бесстрашием. Взбирался на неприступные вершины, погибал там от голода и страха.

Самое главное у человека что? Жизнь. Вот я и ставил ее на карту. Шел не за деньгами или славой, а ради того, чтобы понять себя — что мне надо. Признание, покаяние, свобода? Свобода для чего? Для творчества. Я заработал право писать книги и картины, как никто другой их не напишет. Потому что я вижу другие вещи и обостренным зрением. Можно сказать, что я пишу там на грани нервного срыва. Но не под воздействием вина или наркотиков, что, в общем-то, нормально для творческих людей, а от безысходной тоски по дому, земле и обычной жизни, в которую меня пока что-то не пускает. Не дошел еще.

Хотя после каждого путешествия заявляю, что оно — последнее и больше рисковать не буду. Если Бог дает мне возможность видеть мир — я еще не исчерпал лимита риска. Моя последняя яхта — одна из самых больших в мире. Когда я ее впервые увидел во Франции, я подумал: на ней точно пойду в Атлантику. Громадная такая посудина, вместе с мачтой в высоту почти как Триумфальная арка в Париже. Эта яхта стала сниться мне по ночам. Я занимался другими проектами — ходил на верблюдах по Великому

Шелковому пути, переплыл Атлантику на весельной лодке по пути Христофора Колумба, но не забывал о макси-яхте, которую увидел в Ле Сабль де Олон.

Деньги под нее нужны были огромные. Найти их на путешествие не просто. Я очень люблю буддийские изречения и вот одно из них запомнил на всю жизнь: «Путник, рад встретить тебя, рад видеть, как твердо идешь. Ты знаешь, что ищешь, и тебе можно помочь». Если у тебя есть точная цель и она интересна другим, тебя будут рады встретить и помогать. Надо знать, куда и зачем ты идешь.

Я нашел эти деньги! А когда показал на фотографии свою яхту разным людям, то появилась армия богатых людей,которым тоже захотелось поучаствовать в этом проекте и разместить названия своих компаний на ее борту. Потому что это принято во всем мире и сейчас у нас другая Россия.

— В 53 года вы стали членом Союза писателей РФ и Союза художников РФ. Зачем вам нужны эти звания?

— Я научился зарабатывать. С этими званиями, наверное, лучше продавать свой труд.

Мои книги и картины приносят небольшой доход. На него я построил часовню во дворе мастерской в центре Москвы. Эта часовенка в честь всех моих погибших друзей-путешественников.

Их имена я высек на досках и повесил внутри храма. Я выполнил обет, который дал сам себе в Атлантике, во время шторма. Тогда мы с женой чуть не погибли.

А мог бы положить эти деньги в банк, ждать, когда на них нарастут проценты, и потом что-нибудь купить. Я только не знаю что. Все, что нужно, у ме ня есть — жена, четверо детей и стол для рисования. По-моему, деньги — это просто аванс, выданный нам Богом, а наша задача — решить, на какие цели они пойдут — хорошие или дурные. Жить надо сегодня и сейчас. Бессмысленно копить на будущее. В моем случае совсем глупо.

Каждый раз, уходя в океан, я рискую в нем так и остаться.

Татьяна Калашникова